«Детство, опаленное войной» (малолетним узникам фашистских концлагерей посвящается…)

«Детство, опаленное войной» (малолетним узникам фашистских концлагерей посвящается…)

Кукушкин Арсений, 13 лет, 05.10.2021

Государственное учреждение образования «Средняя школа № 131 г. Минска»

Учитель истории и обществоведения, руководитель «Музея Боевой Славы» Якшук Сергей Сергеевич

Скачать материал: «Детство, опаленное войной» (малолетним узникам фашистских концлагерей посвящается…)

___________________

ВВЕДЕНИЕ

До сих пор цивилизованный мир содрогается, вспоминая ужасы Великой Отечественной войны. Тяжёлые испытания, выпавшие на долю взрослых, прошедших застенки концентрационных лагерей, не обошли стороной ни в чём неповинных детей. Самые страшные их детские воспоминания связаны с 1941-1943 гг., когда фашисты, на оккупированных территориях, расстреливали мирное население, сжигали в собственных домах и сараях, сгоняли на принудительные работы, на выживание в концентрационные лагеря. И еще долгие годы после войны люди, по чужой недоброй воле ставшие заложниками колючей проволоки, боялись не то, что говорить, но даже думать и вспоминать о том, что с ними произошло. У этих людей не было детства, но и в зрелые годы прошлое не отпускает их.

Сегодня все меньше и меньше ветеранов Великой Отечественной войны приходят к Вечному огню. Уходит поколение, подарившее нам жизнь. Их эстафету передачи памяти принимают дети войны. В годы войны они стали жертвой страшного преступления. Нам совершенно понятно, что они хотели бы забыть это тяжелое время и не вспоминать его. В то же время, их непростая судьба, их испытания не должны кануть в лету. Тот, кто делится своими воспоминаниями о годах войны, помогает сохранить мир. Сегодня мы, молодое поколение, желаем взять с собой их исторический опыт. Контакт между нами, современной молодёжью, и этими людьми создаст эффект камня, брошенного в воду. На воде образуются круги, которые «достают» до сердец.

Цель работы – на примере судеб бывших малолетних узников, нынешних жителей микрорайона Чижовка Заводского района г. Минска, показать реальную ситуацию, которая складывалась в фашистских концентрационных лагерях.

Задачи:

  1. Изучить историю возникновения и развития фашистских концентрационных лагерей.
  2. Записать и исследовать воспоминания, изучить жизненный путь бывших малолетних узников, нынешних жителей микрорайона Чижовка Заводского района г. Минска.
  3. На основании собранных материалов рассказать о зверствах, которые чинились над людьми в фашистских концлагерях.
  4. Результаты и материалы исследования внедрить в экспозицию «Никто не забыт, ничто не забыто!» школьного «Музея Боевой Славы».

Объектом исследования являются фашистские концентрационные лагеря.

Предметом исследования являются судьбы бывших малолетних узников фашистских концентрационных лагерей.

Актуальность темы обусловлена тем, что в настоящее время живых свидетелей военных событий остается все меньше, и нужно поспешить помочь им оставить в назидание потомкам урок мужества и стойкости, с целью сохранения исторической памяти о войне.

Новизна данной работы заключается в необходимости изучения судеб живых свидетелей военных событий, которые проживают в микрорайоне Чижовка Заводского района г. Минска и заключается в живом общении с этими людьми.

Данная работа имеет практическую направленность и значимость, может быть использована в обучающем и воспитательном процессах учреждений образования, послужить теоретическим и практическим основанием при создании экспозиции школьного «Музея Боевой Славы».

В данной работе использовались следующие методы исследования:

  • теоретические – работа с литературными и архивными источниками, документами;
  • практические – сравнительно-исторический метод, интервью, анализ, описание, обобщение.

ГЛАВА 1. ИСТОРИЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ И РАЗВИТИЯ

ФАШИСТСКИХ КОНЦЕНТРАЦИОННЫХ ЛАГЕРЕЙ

В 1933-1945 ГГ. 

Концентрационные лагеря… Эти слова у любого нормального человека ассоциируются с фашизмом, массовыми смертями, геноцидом, издевательствами над невинными людьми, чудовищными экспериментами над узниками.

«В будущем, как мне представляется, люди, услышав термин «концентрационный лагерь», подумают, что речь идет о гитлеровской Германии, и только о ней». Эти слова взяты из дневника Виктора Клемперера. Автор записал эту фразу осенью 1933 г., спустя всего несколько месяцев после того, как первые заключенные прибыли в Дахау, и задолго до того, как лагеря СС превратились в орудие массовых убийств. Клемперер, немец еврейского происхождения, преподаватель филологии в Дрездене, был одним из самых проницательных аналитиков нацистской диктатуры, и время подтвердило его предсказание. Фашистские концлагеря стали символом Третьего рейха в целом, заняв достойное место в истории мирового позора. Словосочетание «концентрационные лагеря» не утратило актуальности и в наше время – мы слышим его в фильмах, художественных и документальных, мы читаем его в мемуарах и монографиях, мы сталкиваемся с ним в компьютерных играх и в произведениях искусства – попробуйте забить в поисковик всемирной сети интернет слово «Освенцим», и получите перечень в 7 миллионов источников [7, с. 6].

Концентрационный лагерь, по мнению фашистов, – своеобразное чистилище, избавляющее человечество от нечистых наций. То есть место, где проводилась, как они говорили, гигиена общества. Себя же, немцы, считали самыми лучшими и достойными всего, а нечистыми – считали евреев, цыган, поляков, русских, белорусов и многих других. Концентрационный лагерь – место для принудительной изоляции реальных или предполагаемых противников государства, политического режима и т. п. В отличие от тюрем, обычных лагерей для военнопленных и беженцев, концентрационные лагеря создавались по особым декретам во время войны, обострения политической борьбы. В фашистской Германии концентрационные лагеря – инструмент массового государственного террора и геноцида.

Концентрационные лагеря в фашистской Германии были созданы сразу после прихода гитлеровцев к власти с целью изоляции и репрессирования противников нацистского режима. Первый концентрационный лагерь в Германии был создан вблизи Дахау в марте 1933 г. Он был своего рода образцом для создания будущей системы нацистских исправительных учреждений. В статье нацистской газеты «Фёлькишер Беобахтер» отмечалось: «В среду (22 марта) близ Дахау начнётся создание первого концентрационного лагеря, рассчитанного на 5 тыс. человек» [2, с. 17].

В сентябре 1936 г. неподалёку от Берлина открывается первый концлагерь «нового типа» Заксенхаузен. Это был совершенно новый, расширяемый в любое время, современный концентрационный лагерь. В июле 1937 г. за Заксенхаузеном последовал Бухенвальд. Новые лагеря были построены по специальным планам. В них не было ничего лишнего: только бараки для заключённых, помещения для охраны, вышки, стены с колючей проволокой. Узники получали стандартную полосатую униформу и подвергались систематических издевательствам со стороны специальных подразделений «Мёртвая голова». Отряды «Мёртвая голова» (нем. SS-Totenkopfverbände, SS-TV) – подразделение СС, отвечавшее за охрану концентрационных лагерей.

После окончания этапа реорганизации лагерная система перешла к расширению. Следствием увеличения числа заключённых стало создание новых концентрационных лагерей: мужских – Флюссенбурга (май 1938 г.) и Маутхаузена (август 1938 г.), женского – Равенсбрюка (май 1939 г.) [2, с. 19].

С началом Второй мировой войны нацистская система концентрационных лагерей вышла на новый этап развития – этап интернационализации состава узников, их жестокой эксплуатации и массового уничтожения.

Главным вдохновителем функционирования лагерной системы был один из главных деятелей Третьего рейха, нацистской партии, рейхсфюрер СС – Генрих Гиммлер [2, с. 22].

После нападения Германии на Советский Союз начался новый этап радикализации концентрационной системы. В соответствии с планами Гитлера сотни тысяч местных граждан должны были освободить жизненное пространство для «арийцев» – погибнуть или стать заключёнными концентрационных лагерей. Одной из новых категорий узников, в массовом порядке оказавшейся в концлагерях, помимо гражданского населения стали советские военнопленные. Для их размещения, эксплуатации и дальнейшего уничтожения, в дополнение к лагерям на советской оккупированной территории, были построены Майданек и Биркенау, которые по планам нацистов должны были вместить минимум 150 тыс. человек [2, с. 24-25].

С началом войны процесс ухудшения условий существования узников многократно ускорился, что привело к росту смертности. В Дахау в 1938 г. она составляла 4% в год, в 1942 г. – уже 36%; в Бухенвальде в 1938 г. – 10%, в 1941 г. – 19%. Аналогическая ситуация сложилась и в остальных концлагерях [2, с. 26].

Количество узников во время войны постоянно росло. В сентябре 1942 г. их начитывалось 203 тыс. человек, в августе 1943 г. – уже 224 тыс. человек, а в августе 1944 г. – 524 286 человек [2, с. 28].

В последние месяцы 1944-го – начале 1945-го г. концлагерная система Третьего рейха выступила в фазу коллапса, предопределённого поражением Германии на полях сражений. Но, несмотря на это, система демонстрировала стремление существовать до конца, намереваясь в своей агонии поглотить как можно больше жертв. Число только зарегистрированных заключённых во всей лагерной системе с августа 1944-го по январь 1945-го г. выросла с 524 286 до 714 211 человек. Подавляющее большинство из них оказалась в лагерях в результате массовых облав, проводившихся нацистами по всей оккупированной Европе с целью депортации в рейх рабочей силы.

В результате переполнения лагерей, антисанитарных условий, практически отсутствия питания и лечения, распространение заболеваний, тяжелейшего труда и постоянного насилия смертность в последние месяцы существования лагерной системы резко возросла. В Бухенвальде, с января по апрель 1945 г. умерло 14 тыс. человек – и это только зарегистрированная часть погибших. В Маутхаузене, в январе-апреле 1945 г. смертность достигла 12,5 % в месяц [2, с. 29].

В результате наступления Красной Армии и войск союзников лагерная империя впервые за долгие годы начала сокращаться. Отступая, нацисты перевозили и перегоняли в Германию пешком в так называемых «маршах смерти» тысячи заключённых. Они должны были продолжать работать на немецких предприятиях. Так, с 17 по 21 января 1945 г. 58 тыс. способных передвигаться узников Аушвица были направлены нацистами своим ходом, практически без еды и воды, в концлагеря на запад. Лишь 280 человек из 3 тыс., составлявших одну из колонн, достигли конечного пункта. Те заключённые, которые перенесли дорогу и были доставлены в концлагеря на территории Германии, оказались в тяжёлых условиях, что привело к очередному росту смертности. Во время эвакуации зимы-весны 1945 г. погибло от 200 до 350 тыс. узников [2, с. 30].   

Агония концентрационных лагерей в конце 1944-го – начале 1945 г. характеризовалась массовым уничтожением тех, кто был не способен эвакуироваться, и тех, чьи показания в случае освобождения могли представлять особую опасность для нацистов [2, с. 31].

Мы никогда не узнаем точное число погибших в концентрационных лагерях Третьего рейха. По примерным подсчётам учёных, с 1933 по 1945 г. только лагеря, подчинявшиеся инспекции концентрационных лагерей, унесли жизни минимум 2 млн. мужчин, женщин и, самое страшное, детей.

ГЛАВА 2. ВОСПОМИНАНИЯ БЫВШИХ МАЛОЛЕТНИХ УЗНИКОВ ФАШИСТСКИХ КОНЦЛАГЕРЕЙ – ЖИТЕЛЕЙ МИКРОРАЙОНА ЧИЖОВКА ЗАВОДСКОГО РАЙОНА Г. МИНСКА                        

2.1. СИВАКОВ М.С.

Сиваков Михаил Савельевич – бывший малолетний узник фашистского концлагеря «Шталаг-342» в г. Молодечно. Родился 1 января 1934 г. в деревне Бражино (Смоленская область, Дорогобужский район). В настоящее время проживает по адресу: г. Минск. ул. Уборевича, 70-89 [3] (приложение А, с. 23, рис. 1).

В июле 1941 г. немецко-фашистскими захватчиками в г. Молодечно был построен лагерь для советских военнопленных «Шталаг-342», который просуществовал до июля 1944 г. Лагерь находился в северо-восточной части города в 500 метрах от ул. Максима Горького. Располагался в деревянных дощатых бараках, неприспособленных для жилья, не имеющих полов, потолков, печей. В лагере в среднем содержалось около 30 тыс. человек. В период 1941 г. в лагере содержались совместно с военнопленными мирные советские граждане, разных возрастов, от подростков до стариков [9, с. 1].

Когда началась война, Михаил Савельевич уже окончил 1-й класс. Через деревню Бражино шли колонны советских солдат, лошади и трактора тащили пушки, по бокам шла пехота. Михаил, вместе с мальчишками из деревни, сидели на обочине дороги, собирали яблоки и кидали солдатам. Под Вязьмой шли сильные бои день и ночь. Ночью было такое зарево, как днем. Немецкие самолёты постоянно бомбили. Эти бои шли в течение месяца.

Михаил Сиваков вспоминает: «Как-то под вечер смотрим, идут по горке войска. Мы думали, что это наши. А потом смотрим – идут в зелёной форме, рукава засучены, другие пилотки. Мотоциклы, велосипеды. Немцы! Пошли по дворам: хватали кур, сразу стали их резать, распалили огонь, стали жарить. Хватали свиней, коров. Надоили молока в каски. Пчёл залили водой, достали весь мёд. Нанесли в дома сена, соломы и расположились.

Рано утром немцы выстроились вдоль дороги, немецкий священник обошёл их с кадилом. Помню смешной случай, когда с немцами стала молиться бабка из нашей деревни. К ней подошёл немец, сказал: «Гут! Гут!». После этого наши стали говорить, что она подхалимка, а она говорит: «Знали бы немцы, о чём я молилась, так расстреляли бы!» Хотите верьте, хотите нет, но два её сына вернулись с фронта живыми. После войны она шутила: «Если бы я не молилась, так и Москву немцы забрали бы!»

Михаил Сиваков вспоминает, что ночью приходили в деревню партизаны, после чего немцы собрали всё местное население, которое оказывало им помощь, и вывезли в Беларусь, в концлагерь под Молодечно. Это и был «Шталаг-342» [3].

Все военнопленные проходили регистрацию, после регистрации наиболее сильных и здоровых размещали отдельно от слабых и больных (раненых). Здоровые и крепкие образовали так называемый рабочий батальон, из которого водили на работу в город и на работы в лагере. Были вывешены объявления: «За укрывательство от работы расстрел!».

В лагере немецко-фашистскими захватчиками с целью истребления советских военнопленных и мирных граждан был установлен нечеловеческий режим. Бараки в которых располагались военнопленные, были настолько переполнены, что ночью для того, чтобы выйти, приходилось идти по человеческим телам [9, с. 2].

Основной причиной гибели людей были голод, холод, массовые расстрелы. Михаил Савельевич, лично видел, как ехала подвода по бараку, запряжённая в телегу, из нар стягивали трупы и грузили в повозку. Бараки не отапливались, люди спали на двухэтажных нарах одетые. Согревались друг от друга. Утром всех выгоняли из бараков. Взрослых гнали на работу, а детей в отдельный отсек, где закрывали. По бокам отсека стояли сторожевые вышки, где охраняла полиция, из которых всё было видно. Если им не нравилось поведение, они стреляли по земле, люди разбегались кто куда.

Молодечненский железнодорожный узел был в то время важным стратегическим объектом для продвижения немцев на восток. От налёта советских самолётов вокруг была организована сильнейшая противовоздушная оборона. С воздуха «Шталаг-342» смотрелся как объект ПВО, обставленный макетами пушек, машин.

Михаил Савельевич видел кладбище. Могилы представлялись в виде холмов разных размеров. Тропинки между ними просыпались песком. На каждом холме вкопаны неотёсанные берёзовые столбики высотой примерно 1 м. В верхней части его, в поперёк, укреплены дощечки с выжженной горячим железом надписью 100 тап, 150 тап и т.д. Это означало в могиле каждой лежит 100 человек, 150 человек и более [3].

Все замученные и расстрелянные военнопленные немецко-фашистскими извергами зарывались в 150-200 метрах от лагеря в общие ямы по 150-200 и 350 человек. Всех таких могил на образовавшемся кладбище имелось 221, из них на 73 могилах имелись надписи на крестах, свидетельствующие о количестве погребённых в этих могилах.

По надписям на могилах установлено, что в них погребено 16930 человек, что составляет в среднем на одну могилу 150 человек.

Для подтверждения правильностей надписей на крестах о количестве погребенных, чрезвычайной районной комиссией по установлению причинённых фактов злодеяний немецко-фашистскими оккупантами за период временной оккупации территории Молодечненского района, одна из могил с надписью «16 человек» была вскрыта, в которой действительно оказалось 16 трупов [9, с. 3].  

Чем кормили, Михаил Савельевич не помнит. Помнит только, что мать принесла в ведре сваренный суп из неочищенных зёрен овса и гнилой картошки и хлеб, спечённый из овсяной мякины. На вкус суп неприятный, а овсяная скорлупа жёсткая и не жуётся, превращается в единый жёсткий комок. Хлеб ещё хуже – невозможно было жевать. Высохшая овсяная скорлупа вонзалась в десна, во рту образовывались нарывы. Но надо было чем-то питаться. Разбирали этот хлеб, смачивали водой и ели. С водой была проблема, на весь лагерь бочка воды, которую привозили лошадью из речки [3].

Много военнопленных из-за отсутствия места под крышей находились по несколько суток под открытым небом. Кормили один раз в сутки. Суточный паек состоял из: 100 грамм хлеба, смешенного с древесными опилками и 1 литр редкого супа, состоящего из негодных к употреблению продуктов.

Бывали нередкие случаи, когда по несколько суток подряд военнопленных совсем не кормили. Из более сильных, неистощенных военнопленных создавали рабочие команды, которые ежедневно гоняли на работы. По окончании ими работы пища не выдавалась.

Вследствие систематического недоедания, физического истощения и полного антисанитарного состояния лагеря, с августа месяца 1941 г. среди военнопленных началась массовая смертность, достигавшая огромных размеров. Из военнопленных была организована команда могильщиков, занимавшаяся погребением умерших. Смертность росла быстро. Сначала умерших погребали в одежде. Затем одежда и обувь умерших собиралась на склады [9, с. 2].  

За ограждением лагеря стоял зелёный домик, в нём жили немцы, сотрудники концлагеря. В хорошую погоду открывались окна. Оттуда была слышна музыка, играл патефон. Слышны были громкие групповые разговоры и песни. Михаил Сиваков вспоминает: «Мы, дети, через ограду с любопытством смотрели на эти окна. Немцы нас не прогоняли, иногда через ограду бросали кусочки хлеба. Каждый пытался ухватить эти кусочки, получалась потасовка, это немцев, видно, развлекало и так повторялось неоднократно. Но не все кусочки хлеба, перелетали через ограду, падали и за оградой. Кусочки, которые поближе, прутиками подтягивали к себе, которые подальше, поднимали проволоку и пролазили под ограду. Всё было тихо, никто нам не запрещал. Один маленький мальчик зацепился спиной за внутренние мотки колючей проволоки, и никак не мог вылезти обратно, и мы ему ничем не могли помочь, далеко заполз. Неожиданно появилась его мать. Мы ей подняли проволоку, и она подползла к ему, чтобы распутать проволоку и вытащить его оттуда. Неожиданно с вышки раздался выстрел, и женщина повисла на проволоке. Мы как обычно разбежались кто куда. Что было дальше не помню» [3].

Из воспоминаний Михаила Сиваков концлагерь «Шталаг-342» был огорожен двустенной колючей изгородью из колючей спирали. За изгородью размещался дом охраны и по всему периметру концлагеря 4 сторожевые вышки. Также за изгородью находились штабеля дров и узкоколейная железная дорога. Концлагерь состоял из 3 отсеков: 1-й – сбора и учёта заключённых, 2-й – жилой, 3-й – складирования овощей.  В лагере было шесть бараков по 50 метров: три барака военнопленных, один барак мирного населения, один барак – где сжигали трупы, один барак – сельскохозяйственный (дрова, вода). Бараки представляли собой двухъярусные нары, со сквозным проездом. В 3-м отсеке было много макетов военной техники, «муляжи», деревянные модели пушек и машин, чтобы советские войска думали, что здесь находятся немцы с техникой. Режим был следующим. Утром выводили всех: взрослые – в одну колонну – на работу, дети – в другую – в барак. Дети постарше шли в шестой барак колоть дрова, носить воду (приложение А, с. 23, рис. 2).  

В 1941 г. наступила ранняя зима с первыми сильными морозами, бараки, где помещались военнопленные, не отапливались, бани не было, в ноябре начался сильный тиф. Люди замерзали днём и во время сна ночью. Смертность дошла до размеров 350-400 человек в сутки. Было ясно каждому, что все эти условия были созданы с умыслом специально для истребления людей.

Кроме смертности от голода и невыносимых условий, немцы производили массовые расстрелы военнопленных. Особенно по ночам, открывали из пулемётов и другого оружия огонь. Мёртвых человек по 300-500 закапывали во рвы. Кроме массовых расстрелов, обычным явление в лагере были одиночные расстрелы.

Из архивной копии чрезвычайной районной комиссии по установлению причинённых фактов злодеяний немецко-фашистскими оккупантами территории Молодечненского района известны случаи, когда в 1942 г. немецкий солдат застрелил военнопленного за то, что он подошёл к месту, где был насыпан картофель. Когда во время работы на 2-м километре от города Вилейка, работающий военнопленный попросил у крестьянина хлеба, немецкий солдат застрелил его; когда немцы закололи штыками военнопленного за то, что взял брошенный кусок хлеба; когда немцы конвоировали по г. Молодечно военнопленных, некоторые пленные не могли идти от истощения. Их немецкие солдаты избивали, а совершенно слабых расстреливали [9, с. 3].   

Исходя из вышеизложенного и показаний свидетелей, чрезвычайная районная комиссия по установлению причинённых фактов злодеяний немецко-фашистскими оккупантами территории Молодечненского района установила, что всего расстрелянных и замученных в Молодечненском лагере военнопленных № 342 – 22 150 человек [9, с. 4].

Из воспоминаний Михаила Савельевича: «Однажды меня и двух братьев Гореликовых, Юрия и Сергея, направили на вспомогательные работы в шестой хозяйственный барак. Там работал истопником с нашей деревни дед Кезяй по фамилии Рыльцов. Напилили дров, накололи, перенесли к печке. Дед нас собрал и говорит: «Ребята, вам надо бежать, а то с голоду умрёте! Я вас сейчас выпущу, пока не видно полицаев на вышках». Дед дал нам полную консультацию куда и как идти. Рекомендовал проситься на работу у крестьян на любых условиях. Выпустил нас через кладку дров».

Выполняя дедовы наставления, Михаил Сиваков вместе с братьями Гореликовыми пошли околицами искать деревни. Вскоре добежали до деревни. Услышали музыку, остановились около забора: женщина вынесла им сала. Затем их спросил один мужик, откуда они. Ребята сказали, что идут в нашу деревню. Он догадался, что они из лагеря. Посадил их в сарай и сказал, что утром отвезёт обратно в лагерь. Ребята стали плакать, а ночью убежали.

Вышли на полевую дорогу, их догнала повозка, на которой ехал мужчина с женщиной. Они остановились, мужчина спросил: «Куда Вы идёте?». Старший, Юрка, стал придумывать разные наименования деревень, которых нет и в помине. Мужчина, сказал, что они как раз туда едут. Ребята насторожились: предложение мужчины, не соответствовало дедовым наставлениям. Но мужчина настойчиво и убедительно настаивал ехать с ними. Только сказал снять рваные фуфайки, умыться в лужах, засучить рукава, причесаться, ноги спрятать под сено. Рассадил их сзади телеги. Поехали к железнодорожному переезду, их встретил вооружённый немец. Мужчина, на польском языке, о чем-то с ним переговорил. Дал ему сколько-то яиц, поблагодарил, открыл шлагбаум, и они поехали дальше. Привезли ребят на хутор Пузели Полачанского сельсовета. Вымыли в бане, одели как могли, накормили, уложили спать на сеновале. Мужчина оказался Довнарович Мечеслав, будущий хозяин Михаила Сивакова. На утро было решено оставить его при хозяине в качестве пастуха, а Юрку и Сергея отправить в другую деревню – Сечки.

Михаил Савельевич рассказывает: «Нам сказано повезло! Жил я в Довнаровича до освобождения Беларуси. Потом собралась вся моя семья. Переехали в деревню Груздово Поставского района Витебской области. Здесь я окончил 7 классов, вступил в комсомол. Для продолжения дальнейшей учёбы уехал в город Воложин. Через райком комсомола устроился работать в СШ № 2 в качестве комсорга и одновременно учился в школе «рабочей молодёжи», где и закончил 10 классов. По окончании 10 классов поступил учиться в Троицкое авиационно-техническое училище по эксплуатации самолётно-моторного парка. По окончании был направлен в Минский аэропорт. Одновременно поступил на заочное отделение института механизации и электрификации сельского хозяйства. По окончании института работал в тресте «Белэнергострой». Зная производственные необходимости, занимался разработкой новых средств производства на уровне изобретений. Сейчас отношение к немцам нормальное, во время войны не все немцы были плохими. Хуже были финны, литовцы, латыши. Они были как звери [3].

5 июля 1995 г. на правительственном уровне был установлен официальный статус лагеря смерти «Шталаг-342» – концентрационной лагерь, был создан и сам мемориальный комплекс. Благодаря инициативе ветерана Великой Отечественной войны А.И. Мазаника в феврале 2006 г. был создан и сам мемориальный комплекс (приложение А, с. 24, рис. 3).   Глубоко символичен тот факт, что построен он по проекту архитектора Леонида Левина, одного из авторов мемориала «Хатынь». По мнению автора, камни символизируют могилы. Каждый из них имеет свой номер. По периметру мемориала идёт забор из колючей проволоки – символ концлагеря. Черные цветы стоят в память о погибших. Лестница – путь к вечности, а яма является символическим местом захоронения (приложение А, с. 24, рис. 4).

2.2. МАРЧЕНКОВА П.С.

Марченкова Полина Степановна – бывший малолетний узник фашистского концлагеря «Озаричи». Родилась 15 июля 1937 г. в деревне Чирковичи (Гомельская область, Светлогорский район). В настоящее время проживает по адресу: г. Минск. ул. Уборевича, 66/1-89 (приложение Б, с. 25, рис. 1).

«Озаричи» – комплекс немецких концентрационных лагерей, располагавшийся на территории Домановичского района Полесской области БССР (сейчас Калинковичский район Гомельская область Республика Беларусь). Озаричский лагерь смерти был образован немецкими захватчиками в начале марта 1944 г. Лагерь существовал с 10 по 19 марта 1944 г.

В соответствии с приказом командующего 9-й немецкой армией генерала Иозефа Гарпе, недалеко от переднего края обороны в районе населённых пунктов Озаричи, Дерть и Подосинник были образованы 3 концлагеря. Первый лагерь размещался на болоте в одном километре западнее хутора Дерть среди мелкого леса и имел размеры 200 метров в ширину и 400 метров в длину. Второй – в двух километрах севернее городского посёлка Озаричи в болотистом лесу и имел размеры 350 метров в ширину и 650 метров в длину. Третий лагерь был в двух километрах западнее деревни Подосинник, на болоте и имел размеры 350 метров в ширину и 650 метров в длину.

Под видом эвакуации населения с прифронтовой полосы и недопущения лишних жертв в эти лагеря было доставлено более 50 тысяч нетрудоспособных советских граждан. Им было рекомендовано брать с собой наиболее ценные вещи и продовольствие. Это были в основном дети, седые старики и женщины, которые ухаживали за своими детьми [1, с. 4].

Лагеря были размещены в низкой болотистой местности, обнесены колючей проволокой, по периметру которой оборудованы вышки с пулемётами. Все подступы к лагерю были заминированы. Никаких других приспособлений или строений, необходимых при большом скоплении людей, не было. Узников морили голодом, не давали воды, запрещали разводить костры. При малейшем нарушении или неповиновении узники расстреливались. Пить приходилось талую воду, где находились людские отходы.

Люди ютились на кочках или на лапках от чахлых сосёнок под холодным мартовским небом, голодные и холодные. Всё, что было взято с собой, уже давно было съедено. Люди жевали горькие сосновые иголки, заедая их снегом.

Болото было ещё замёрзшим, что не позволяло узникам провалиться в болотную трясину. В ночное время некоторые узники старались выползти из лагеря под колючей проволокой и тут же на глазах остальных взлетали на воздух, подрываясь на минах.

Люди умирали целыми семьями и по одному. Мёрзлые тела умерших женщин, стариков и детей никто не убирал, а просто складывали в штабеля, в промежутках, где размещались группы людей. Эти штабеля человеческих тел высотой до полутора метра и длинной в несколько десятков метров росли с каждым днём. Часто можно было видеть, как по замёрзшему мёртвому телу матери ползает ещё живой ребёнок, или как мать носит своего окоченевшего мёртвого ребёнка.

Люди бессознательно слонялись и ждали своего часа. Никто не верил в свое спасение. Число умерших росло с каждым днём. В этих лагерях в нечеловеческих условиях узники находились около 10 дней.

Красная Армия нанесла удар и ценой многих, очень многих жизней, изгнала гитлеровцев из лагеря смерти «Озаричи», и освободила узников. Ещё бы пару дней и освобождать уже было бы некого [1, с. 5].  

Среди освобождённых из лагерей детей до 13-летнего возраста было 15 960 человек, нетрудоспособных женщин – 13072 и стариков – 4448 [1, с. 3].

В истории Великой Отечественной войны концлагерь значится в списке самых страшных мест по условиям и методам уничтожения людей. Ни в одном другом концлагере на территории оккупированных государств фашисты не применяли бактериологического оружия. Только в Озаричах. Там не было крематориев – эту роль выполняли холод, голод, сыпной тиф и другие болезни [8, с. 24].

Концлагерь «Озаричи» сравнивают с настоящей «Фабрикой смерти», хотя и не было крематориев, пыточных, газовых камер. Эту роль выполняли голод, холод, сыпной тиф и другие болезни. Даже в Бухенвальде, Дахау, Освенциме и других лагерях люди, обречённые на смерть, имели крышу над головой и получали хоть какую-то похлёбку. Время существования Озаричского лагеря было коротким. Но несколько дней, проведённых там, принесли оставшимся в живых людям неизлечимые болезни, физические увечья, психические травмы. [10, с. 78].  

Полина Степановна вспоминает: «Когда вспоминаю войну, просто плакать хочется. Не дай Бог, чтобы вы знали, что такое война.

У нас очень большой дом был. Отец, Степан, работал в суде, а мама, Кристина, – обыкновенная домохозяйка. У нас было 7 детей в семье. И вначале войны, я это помню, мой брат, Михаил, 1916 г. рождения, пришел домой и читал повестку. Сказал, война, мама, собрал вещи и ушел. А потом ушёл на фронт и второй брат – Василий, 1921 г. рождения.

Помню, смотрю я в окно, а там на мотоциклах (впервые увидела) немцы летят по деревне. Ну, это страшно, они в этих шлемах.

У нас дома было много досок, так как у отца была лесопилка и когда советские солдаты вели перестрелку с немцами, много немцев погибло. Так вот немцы привозили своих к нам под навес и делали гробы из наших досок. Помнится, немец красивый лежит в гробу, волос кудрявый. «Ну, немец и немец, но это же человек», говорила мама, стояла, и плакала. А немец сказал ей: «Ты, матка, плачешь по русскому солдату, а не по немецкому». – «Люди – они все люди. Войны никто не хочет!» – ответила ему мама.

Прятались в картошку, когда стреляли. Потом привыкли к выстрелам.

В 1943 г. начался ужас. Через нашу деревню шла группа СС. Всех молодых девушек забрали в Германию: погрузили на машины и увезли.

Мы жили на краю деревни. Нас выгнали. Дворов 6 или 7 убежали в лес. Рядом протекала Березина. Возле реки мы сидели до декабря.  Перебраться на другую сторону не смогли. Жили в лесу в шалашах из веток. Еда в лесу закончилась. В декабре, когда река покрылась льдом, многие решили перейти на другую сторону. Одна семья утонула. Мои родители отказались переходить. Когда закончилась еда, 2 женщины отправились в деревню (там были закопаны свекла и картошка). Их поймали немцы, привели к нам в лес. Нас схватили, загнали в маленькую комнату (плотно друг к другу, деревня Стужки). Ночь простояли, а утром нас погнали в другую деревню. За нами шел мальчик, за возом, и брат дал ему кусочек хлеба. Мама потом его отругала: «Зачем ему отдал? Сам будешь голодный!» – говорила мама. Прибыли мы в деревню, нас вначале отправили в очень хороший дом, может дня три там побыли, а потом нас в сарай разместили.

Вскоре выгнали нас на улицу и стали делить. Кто постарше – на окопы, а детей и стариков в концлагерь. Я вот помню так хорошо человека, который отбирал нас. Видно, что его заставили, потому что с такой жалостью смотрел он на нас. Был в черном костюме, наверное, переводчиком служил. Видно, язык знал хорошо.

Помню, у нашего соседа, ему было 7 лет, была телогрейка большая, а немец снял. И как же сильно плакал мальчик! А ведь была зима, холодно было. А мама нам пошила платье с шерстяной ткани, с одеяла, но тоже холодно было.

Привезли нас в концлагерь «Озаричи». Там были болота. Все старались выбрать себе сухое место (купину). Всю одежду немцы забирали и выкидывали. Один немец посмотрел на меня, пожалел и кинул мне 2 подушки за проволоку. Мама смогла спрятать сухарей. Хлеб кидали как собакам: кинут, люди бегут схватить хлеб, а там заминировано.

На болотах лежал снег. Но от наших ног он растаял, под снегом мы нашли клюкву, которую стали есть.

Вот за проволокой мы все вместе сидели. Вначале один мальчик Петя умер у нас, а потом и Гриша. Это сын тетки моей. И моя сестричка Надька умерла. И этих детей под ветки клали и нас на них садили. Но мы этого не видели. Видно положили, потому что земля промерзала, а пока эти дети промерзнут или они хотели их похоронить потом. Кто-то кидал в канаву этих детей. Но моя мама с теткой, наверное, пожалели кидать в канаву своих детей. И вот эти дети лежали, но мы не видели. Их заслали чем-то, и мы сидели. Потом я достала сухарик свой и начала кушать и в эту водичку из болота начала макать. И рядом мальчик сидел и говорил, «А дай мне!», а ему сказала, что не дам. А потом начали немцы кидать хлеб с опилками. А мальчик и говорит: «А я возьму и тебе не дам!», но вы же знаете, что дети они такие. Ему, наверное, было лет 5. И побежал он к забору и взорвалась мина. Все же было заминировано и вокруг собаки были. Одному мальчику оторвало 2 ноги, моему брату – ступню, а мне попал осколок в лоб. И я больше ничего не помню. Завяли мне повязку на глаза, но я пыталась ее снять, но не могла, и я не понимала, что к чему. Но я потом старалась снимать эту повязку, мне она мешала смотреть.

Потом нас освободили. Уже советские солдаты сняли эту охрану и ползли, чтобы часовых этих пройти. Они ползли, и я думала, что это немцы и притворилась мертвой и не шевелилась. А потом один солдат подошел и пощупал, поглядел и сказал, что живая. И взяли нас на руки и на носилки переносили. И я уже потом пошла вместе с сестричкой и там еще несколько деток. И нас в деревню Добровы отвели. Там мы были в какой-то землянке, а некоторые попали в госпиталь. Мы все шли по одной дорожке, ведь рядом было заминировано.

Я помню, что мне очень хотелось соли. Сладкого не хотела. Когда мы шли домой, у людей рос укроп. Солдат дал мне соли, я макала укроп в соль. И как мне было вкусно!

Потом уже когда освободили, то мы вернулись домой. Вскоре мама умерла. Я закончила школу. Никто про нас не вспоминал. Мы жили с сестрой. Нам помогала тётка, но потом умерла и она. В школу ходила босая. Очень хотелось ходить в школу.  Потом соседка мне пошила бурки.

Когда я 8 классов закончила, то поступила в техникум легкой промышленности. Потом работа на авиационном заводе.

 Сейчас отношение к Германии и немцам спокойные. Я на них не обижаюсь и вот почему. Не все немцы были фашистами. Помню, когда мы были в доме, я стояла около печки, сложив руки. Немец долго смотрел на меня, а потом расплакался и достал фотографию: там была его дочь, такого же возраста, как и я, также сложила руки, такие же волосы» [4].

В 1965 г. на месте лагеря смерти «Озаричи» в память узников построен мемориальный комплекс (приложение Б, с. 25, рис. 2).

2.3. КОРЗЮК А.Б.

Корзюк Антон Брониславович – малолетний узник фашистского концлагеря в Германии.  Родился 27 июля 1938 г. в деревне Губеничи (Логойский район, Минская область). В настоящее время проживает по адресу: г. Минск. ул. Уборевича, 64-114 (приложение В, с. 26, рис. 1).

Из воспоминаний Антона Брониславовича: «Война меня застала совсем маленьким. Помню, как немцы в нашей деревне расстреляли 4 девочки и сложили в ряд. До сих пор помню их открытые глаза.

В 1943 г. многих забрали на повозках, сзади коровы привязанные, провезли через деревню, коров забрали. Завезли нас на железнодорожную станцию, загрузили в товарный вагон. Обуви не было, бегали босыми, мать мыла нам ноги веником.

Увезли в Германию, где нас распределили в рабочий сельскохозяйственный лагерь (выращивали рожь, овёс): мать, тётя (сестра матери), я, брат (1941 г.р.). Маму и тётю гоняли на работу. Мы с другими детьми оставались в бараке. В лагере были русские, белорусы, украинцы, поляки, немцы, чехи. Научились понимать друг друга. Родителей рано утром увозили на сельхоз работы, а поздно вечером привозили. Барак был очень большой. За бараком поместье. За поместьем поля. Речка, лес.

Освободили нас в 1945 г. Летом приехали в Минск. Мы поехали с мамой к родственникам (они жили в районе Комаровки). Тогда там было болото, дощатые переходы. Потом мы с матерью переехали к её знакомым. Отца во время войны отправили на границу с Японией. Вернулся он в 1946 г. Мы переехали в район Новинок. В школу ходить было очень далеко. Запомнилось, что по дороге в школу было очень много лягушек, а я их ребёнком боялся.

Потом мы переехали в район Фаниполя. Там жила родня мамы. Мама пошла работать в туберкулёзную больницу санитаркой, где работала тётка. Дядька был лесником. Жили в домах-шалашах. Комнатка маленькая. Печь. Общая кухня. Спали на палатях. В школу ходили далеко. Мать сшила сумку для школы, лапти. Весной, когда был ещё лед, грязь, слякоть, мы снимали лапти и шли босиком. Учились вместе. Один стол – 1 класс. Второй стол – 2 класс. Третий стол – 3 класс. Столы были очень длинные. Учила одна учительница. Когда мы ходили в школу, то боялись волчьих стай. После школы отправлялись на сельхоз работы.

Отношение к Германии и немцам после войны было отрицательное. Сейчас отношение спокойное.

Долго добивался удостоверения, так как мать умерла, а я был маленьким и многого не помню. Архив по Логойскому району был сожжен во время войны, восстанавливал данные с трудом. Выдали удостоверение в 1997 г.» [5] (приложение В, с. 26, рис. 2).

2.4. АБРАЖЕВИЧ Л.Н.

Абражевич Лилия Николаевна – бывший малолетний узник концлагеря в Германии. Родилась 19 октября 1937 г. в г. Витебске. В настоящее время проживает по адресу: г. Минск. ул. Ташкентская, 18/4-42 (приложение Г, с. 27, рис. 1).

Мать Лилии Николаевны, Шахметова Александра, работала в школе учителем русского языка и литературы. Отец до войны, был капитаном дальнего плавания. Лилия запомнила подарок отца из-за границы – необыкновенной красоты кукла с открывающимися глазами. 

Маленькая Лилия запомнила привокзальную площадь – немцы сгоняли жителей и всех сортировали на 3 группы: дети для отправки в детский лагерь, молодые и крепкие, предназначались для отправки в Германию на тяжелые работы, старики оставались в городе.

Мама держала дочку на руках и когда поняла, что их разлучат, заплакала. Рядом был двоюродный брат мамы – дядя Антон с женой Марией и 17-летней дочерью Лидой. Эти люди станут для Лилии Николаевны на долгие годы самыми близкими и дорогими людьми, а дядя Антон будет добрым ангелом-хранителем.

Дядя Антон подошел к Лилиной маме и тихонько сказал: «Выбрасывай вещи из мешка…». Взрослые решили спрятать девочку в мешок и провезти с собой как вещь.  Лилия испугалась, заплакала – боялась лезть в мешок, но дядя сумел уговорить девочку. Он объяснил, указав на немца, что тот дядя заберёт её у мамы, и девочка согласилась. В мешке проделали дырку, завязали веревкой и надели на плечи. Весь багаж сгрузили в открытый вагон (без крыши), мама и дядина семья ехали рядом, укрывая девочку чем могли.  Дождь, холод, ночь, долгая дорога, страх…

Приехали в Германию – узников выстроили рядами. Один немец заметил ребёнка: «Киндер!» и указал пальцем на девочку. Мама от страха упала. Лида (двоюродная сестра) взяла Лилю за руку и пошла за немцем. Лилия Николаевна вспоминает, что были и немцы порядочные и верующие. Немец махнул рукой и сказал, чтобы они стали так, чтобы прикрыть ребенка от другого более строгого надзирателя. Лида неплохо знала немецкий со школы и очень хорошо поняла объяснение немца. Так и очутилась маленькая Лилия в концентрационном лагере для взрослых, до сих пор не понимая, как. Сохранилось фото из концлагеря, где Лилия Николаевна держит табличку со своим номером 40416 (приложение Г, с. 27, рис. 2).

Мама в лагере погибла – была задушена в газовой камере. Лилия помнит мертвое тело матери. Антон и Мария стали опекунами для девочки.

С большим волнением Лилия Николаевна рассказала ещё один случай спасения своей жизни. В лагере многие люди теряли силы от голода, тяжелой работы, от того, что у них брали кровь для немецких солдат. Еще живые, но без сил, люди лежали на земле. За ними немцы присылали подводы – сгружали и вывозили. Антон работал в бане, недалеко за пределами концлагеря. В его обязанности входило мыть узников.  Однажды он, не зная как, понял, что ему нужно срочно вернуться в лагерь. Как будто что-то свыше ему подсказало. Он очень быстро пошел. По дороге среди брошенных вещей заметил что-то блестящее. Он поднял вещицу, и пошел дальше, вытирая по дороге находку. Это оказался золотой браслет. Когда Антон приблизился к баракам, увидал, как Лилию немец посадил на подводу и направил на ребенка автомат. Дядя Антон просил немца отпустить девочку и как выкуп отдал найденный браслет. Замёрзшую, напуганную Лилю завернул в фуфайку.

Хорошо помнит Лилия Николаевна освобождение. Шли советские танки и бросали освобожденным узникам коробочки с конфетами, печеньем, орехами.

Когда семья возвращалась обратно, девочку снова везли нелегально.  Лилию учили никому не говорить, что она была в Германии.  Дядя Антон знал, что в то время это было очень опасно.

Вернулись в г. Витебск. Город был сильно разрушен. Не было жилья, продуктов, одежды. Антон вынужден был отдать племянницу в детский дом. Лилия Николаевна вспоминает, как он вел её и плакал. Воспоминания о детском доме остались яркие.  «Настрадалась, но выучилась!» Было всякое – и хорошее и плохое.  Не было чистой воды, сильно болели, было очень голодно. Дети на поле искали мерзлую картошку, находили жестяные баночки от консервов (с войны, оставленные солдатами) и запекали картошку в печке в баночках. Ели траву, липовые листья, свеклу сдирали на самодельных терках. Колхозники помогали детям с едой, потом стали получать скромную гуманитарную помощь из Америки.  Лилия училась хорошо.

В детском доме работали хорошие педагоги по музыке, танцам, у Лилии проявилась способность к музыке, пению.  После окончания школы, девушку, как одарённую, направили в музыкальную школу в г. Минск. Проучившись 1 год, она поступила сразу на 2-й курс музыкального училища. Подрабатывала учителем музыки, так как нужно было платить за место в общежитии, покупать какую-нибудь еду. Стипендия была 300 рублей. 

Преподавала музыку с 1958 г.  Комнату, а тем более квартиру в то время снять было невозможно. Снимала уголок, спала на раскладушке. Если хозяева ругались между собой, приходилось гулять всю ночь. Очень много работала, возвращалась в 23.00.   Примерно в 1965 г. дали отдельную комнату, а к 1970 г. – отдельную квартиру.

Больших трудов стоило доказать, что сама была узницей, так как провозили девочку нелегально. Писала в Красный крест и другие организации. Приходил ответ: «Ваши документы не сохранились». Помогла активистка организации Нина Лыч. Лилия Николаевна награждена как узник 3-мя медалями: «60 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «65 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «50 лет Вооружённым силам» [6]. 

 ГЛАВА 3. ВНЕДРЕНИЕ МАТЕРИАЛОВ ИССЛЕДОВАНИЯ В ЭКСПОЗИЦИЮ «НИКТО НЕ ЗАБЫТ, НИЧТО НЕ ЗАБЫТО!» ШКОЛЬНОГО «МУЗЕЯ БОЕВОЙ СЛАВЫ»

В ходе проведенного исследования, изучения судеб и жизненного пути бывших малолетних узников фашистских концлагерей, проживающих в микрорайоне Чижовка Заводского района г. Минска, были собраны многочисленные материалы и предметы музейного значения.

Сиваков М.С. нарисовал план фашистского концлагеря «Шталаг-342», который передал в экспозицию музея (приложение А, с. 23, рис. 2), материалы о своей жизни, свои изобретения «Подметально-уборочное устройство», «Медогонку», описания к изобретениям.

Марченкова П.С. передала в экспозицию музея свой памятный нагрудный знак «Узнику нацизма» и удостоверение к нему (приложение Д, с. 28, рис. 1-2).

Корзюк А.Б. – юбилейные медали «65 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «70 лет освобождения Республики Беларусь от немецко-фашистских захватчиков», «70 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», удостоверения к юбилейным медалям. (приложение Д, с. 29-30, рис. 3-5).

Все перечисленные музейные предметы находятся в музейной витрине №4/1 в экспозиции «Никто не забыт, ничто не забыто!» школьного музея. Материалы активно используются в образовательном процессе и  

Посетив наш школьный музея, Вы можете услышать информацию о бывших малолетних узниках фашистских концлагерей в обзорной экскурсии по экспозициям нашего школьного музея. На базе музея проводится музейная лекция «Малолетние узники фашистских концлагерей – жители Заводского района г. Минска», музейное занятие «Дети войны». Всем желающим мы подробно рассказываем о фашистских концлагерях и воспоминаниях бывших малолетних узников, которые проживают в микрорайоне Чижовка Заводского района г. Минска.

Сегодня, учащиеся нашей школы, с гордостью взяли шефство для оказания помощи этим людям, на протяжении всего года мы ходим к ним, приглашаем в школы для встреч со школьниками и родителями.

Но это лишь часть того, что можем сделать мы людям, пережившим и сохранившим в памяти страдания о пережитых днях. Вся поддержка, которая оказывается, лишь часть того, чем мы способны помочь. Этим людям тяжело вспоминать, но они понимают, что это не просто ради какого-то любопытства, а ради увековечивания тех событий. Мы ведь только понаслышке можем думать о горестях, пережитых людьми. Но мы никогда не должны забывать того, что испытали узники!

 ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Гипотеза исследования: если уроки нацистской политики усвоят сегодня, то в будущем это поможет избежать искуса использовать методы человекоубийства для решения различных сложных проблем, избежать роста этнической и религиозной нетерпимости, признаки которой отчетливо видны в современном мире.

Мы часто задумываемся, для чего мы живем, и что нас ожидает в будущем. Каждый должен добиться чего-то в жизни, поставить перед собой цель и стремиться к ней. У каждого человека есть своя мечта. Мы мечтаем закончить хорошо школу, иметь любимую профессию, семью, достичь много в жизни, быть в ней не последним человеком, общаться с интересными людьми и радоваться каждому дню, который нам подарила жизнь.

О чем же мечтали дети, которых война лишила всего, даже детства? Ведь быть не по годам взрослым − это очень трудно. К чему в те далекие сороковые стремились наши сверстники и кем хотели стать? Их вовлекли в ненужную и непонятную «взрослую игру», которая длилась четыре долгих и нескончаемых года.

Как бы мы ни хотели поставить себя на их место, мы все равно не почувствуем в полной мере их страха, мук и боли, мы лишь понимаем, что те дети намного сильнее морально и физически, чем ребята в наше время.

Война, как трагическое явление, связана с такими словами, как жизнь и смерть, рок и судьба, ужас, кровь. От воспоминаний наших героев щемит сердце и хочется только одного, чтобы это никогда не повторилось. Маленький человек оказался сильнее войны. Он устоял под сокрушающими ударами самой страшной бури и вышел из них победителем. Память человека хранит и боль, и горе, и ужас. Люди, пережившие войну, не могут ее забыть. Они смотрят на закат, а видят зарево пожара. Они закрывают глаза, а перед ними смерть и боль. Они затыкают уши, но слышат вой самолетов, взрывы, крики, стоны. И сейчас, после окончания самой страшной войны в истории человечества, мы гордимся тем, что белорусский народ не отдал врагам свою землю, а великой ценой, ценой жизней миллионов людей завоевал победу. Задача современного поколения – сохранить этот хрупкий мир, за который страдали ни в чем не повинные детские жизни.

Всё дальше и дальше уходят события Великой Отечественной войны и всё меньше остаётся её непосредственных участников и очевидцев. Сегодня мы должны сохранить память об этих людях, должны помнить всех тех, кто участвовал в них. Моя научная работа, – это напоминание всем нам, напоминание, что война – это страх, потери, разрушения. И она не должна повториться! Никогда!

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

 65 лет освобождения лагерей «Озаричи» / В.Я. Герасимов [и др.]; под общ. ред. В.Я. Герасимова. – Молодечно: Сталия, 2009. – 24 с.

  1. Аристов, С. Повседневная жизнь нацистских концентрационных лагерей / С. Аристов. – Москва: Молодая гвардия, 2017. – 350 с.
  2. Архив музея Боевой Славы ГУО «Средняя школа № 131 г. Минска». Ф. 3. Оп. 1. Д. 1. Сиваков М.С.
  3. Архив музея Боевой Славы ГУО «Средняя школа № 131 г. Минска». Ф. 3. Оп. 1. Д. 2. Марченкова П.С.
  4. Архив музея Боевой Славы ГУО «Средняя школа № 131 г. Минска». Ф. 3. Оп. 1. Д. 3. Корзюк А.Б.
  5. Архив музея Боевой Славы ГУО «Средняя школа № 131 г. Минска». Ф. 3. Оп. 1. Д. 4. Абражевич Л.Н.
  6. Вахсман, Н. История нацистских концлагерей / Н. Вахсман. – Москва: Центрполиграф, 2017. – 382 с.
  7. Головко, С. Озаричи – незаживающая боль и память / С. Головко // Беларуская думка. – 2015. – №3. – С. 24–32.
  8. Зональный государственный архив в г. Молодечно. – Ф. 226. – Оп. 1. – Д. 61. – С. 3-6. Акт Молодечненской районной чрезвычайной комиссии по установлению причиненных злодеяний немецко-фашистскими оккупантами об условиях содержания советских военнопленных и гражданских лиц в лагере № 342 в Молодечно в 1941-1944 гг. 26 апреля 1945 г.
  9. Малюкова, Л. Память необходима нам, живущим / Л. Малюкова // Юстыцыя Беларусі. – 2010. – №5. – С. 78–79